– Не буду. А как увидели?

– Да как ты видишь, так и я, – дед улыбается в бороду, – только мне не под силу так. А ты смогла, вот.

– Что-то особенное?

– Да, временно можно сделать. Вон, и врачи кодируют. А вот надолго и без последствий, это не все могут.

– Какие еще последствия?

– Да разные. Чаще, как колдуны делают. Одно на другое меняют. Этого выгнали, а другого запустили. Или договор. Взамен видимого рабства зеленому змию будет невидимое кому другому. Много ловушек. Целые сети, – дед помолчал, – а я ждал, что ты проявишься. Только ребенок еще. Рано. Через годик бы, ну, да так нужно, значит.

– А вы кто, дедушка?

– А ты посмотри.

Собираюсь и смотрю. Свечение над макушкой сильнее, чем у других. Кокон, точнее, вихрь в виде кокона тоже больше. Если смотреть без деталей, то людей я вижу, как коконы, похожие на яйцо. Приглядываюсь – вверх уходит толстый серебряный канат рядом с серебряной нитью. Приходит догадка «это и есть канал. Но какой широкий!»

– Ну, что усмотрела?

– Канал вверх большой. Ты изобретатель?

– Хе-хе, – смеется он, – нет, но тоже можно. Я открыватель. Можно не только идеи вытаскивать. Можно и самому кое-куда заглянуть. И не только в библиотеку, как я ее называю. Щель открыть не многие способны. Но об этом потом. Понять, что нужно, и даже показать, где должно быть, это могём. Но чтобы найти, еще глаза и уши нужны. А вот они у тебя сильнее. Ты как проявилась?

– Болела. В коме была. Потеряла память о прошлом. Появилась новая, но не такая. Детство все равно не помню. Ничего не помню. Лезут обрывки знаний, слова, понятные и не очень. Смысл потом приходит.

– Ждал я тебя. Дело у нас будет. Все же думал, что постарше будешь.

– У нас? Это у кого? – я не хотела это спрашивать. Возникло родство к нему, как к любимому дедушке.

– А кто злу противостоит. Мы маленькие песчинки, которые не дают провернуться бездушному механизму и сожрать все живое. Всякое дыхание да хвалит Господа. Слышала? Вот дыхания потом и не будет, если не сберечь.

– Можно я вас всегда дедушкой буду называть?

– Конечно. Я теперь и есть твой самый близкий дедушка.

– А у вас есть внуки?

– Таких, как ты, нет.

– А как вы с дядей Васей познакомились? Вы же не родственники?

– В родстве не состоим. А только он здесь, как дома. Дали ему по голове, да зимой в сугробе ночью бросили. А я учуял. Километров десять за ним ходил. Приволок. Полечил. А вот присоску темную вытащить не смог. Убирал, да обратно возвращалась. Уж больно сильна была. А тут приезжает постриженный, выбритый, да при галстуке. Глянул его да удивился. Как рассказал он про тебя, так я и понял, что другого ждать нечего. Ладно, внучка. Пойдем по грибы. Какую другую чагу хочешь?

– Сама не знаю. Поняла, что чага на березе. Но не те коричневые наросты.

– Есть такое. Рак лечить собралась, стало быть?

– Рак. Подготовку надо провести. И потом поддержку хоть до зелени. А вы знаете что это? Какой-то другой вид?

– Не другой вид. А другая форма. Чага по-научному – трутовик скошенный. Трутовиков много разных. И чага на них никак не похожа. Потому что это первая стадия развития. Она тоже помогает хорошо при разном, но не так сильно. Потом появляется на березах вторая стадия. Кору разрывает вдоль ствола. И под корой надо искать. И тоже не трутовик в привычном виде. Знаешь, как у подберезовика под шляпкой?

– Да, там такие дырочки.

– Ага, через эти дырочки споры выходят. И здесь тоже надо искать дырочки. Но шляпки не будет. Есть слой в три сантиметра толщиной с дырочками косыми. Потому и скошенный. Его отскребать будем. Но поискать придется.

Мы оделись. Тучи летели, иногда пропуская солнце меж клочками.

– Мне с вами? – спросил дядя Вася.

– Не надо. Хозяйничай. Сами управимся.

Мы пробираемся по зимнему лесу. Когда тракторная дорога кончилась, пришлось идти от дерева к дереву.

– Что чувствуешь? – спросил дед Егор.

– Там, – кивнула я в сторону березовых верхушек за кустами ивняка.

– Там. Километра не будет. Только через кусты пролезать придется.

За кустами открылась березовая роща. Разорванную по длине ствола кору видно издалека, если знаешь, что ищешь. В пакет мы скребем ножиками коричневый слой. Приподнимаем кору, надо достать все. Но и разрыв в длину метра два.

– Внучка, ты уж меня прости за торопливость. Знаю, для тебя многое удивительно. И многое еще откроется. Привыкнуть надо. Понимание должно быть недетское. Но кто знает, сколько времени у нас есть. Не везде заглянешь. Раз уж свел Господь, то если сможешь, прими и от меня какие советы и упражнения. Если не готова, так я не в обидах. Придет время, сама освоишь.

– Мне еще во многом разобраться надо. Знаю, что не просто так все это со мной происходит. Очень хочется поддержки. Вы не представляете, как хочется. Я же знаю, что никто не поймет, что со мной, что я вижу и слышу. А я никому не могу сказать. Пожалеют в лучшем случае. Но я чувствую, не надо никому ничего знать. Конечно, не хочу вариться в собственном соку. Только боюсь, со своим еще не освоилась, а тут еще ваша наука.

– А мы ненавязчиво, потихоньку.

– Я попробую.

– Не бойся. От себя не убежишь. А вот от некоторых придется. Первое тебе упражнение. Замечай, что с воздухом происходит. Не как ты смотришь, когда сущность или ауру увидеть хочешь, а смотри, как на пространство, которое структуру имеет. Начни замечать, что воздух неоднородный, клубами. А меж клубов щели. А еще вокруг предметов он тоже плотнее. Освоишь, дальше скажу.

– Спасибо, деда.

Мы вернулись с мешком «плодового тела трутовика скошенного». Дядя Вася сидел дома, читал книгу:

– Что-то вы быстро. Еще обед только. Я думал, до вечера проходите.

– В самый раз. Давай пообедаем, чем Бог послал, да засветло вернетесь.

На обед мы испекли лепешек. Дед послал дядю Васю к соседям за молоком утренней дойки. За рубль он принес трехлитровую банку. С горячими лепешками это объедение. Потом мне вручили сумку с литровой банкой меда, такой же земляничного варенья и сверху наш пакет. На прощание я обняла деда. Щеку колола жесткая борода.

– Дедушка, приходите в гости к нам

– Как сложится, Машенька. А вот ты не забывай. Буду ждать тебя обязательно.

Дядя Вася на наше прощание ничего не сказал. За деревней забрал донести сумку. На дороге удалось поймать «попутку» – большой колесный трактор. Устроились кое-как, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Вечером я зашла к бабуле позвонить Дмитрию Семеновичу. Его дома не было. Трубку взял Олег:

– Привет, Маша!

– Как дела у папы?

– Намного лучше. Он съездил на могилу к своему другу, потом ко второму. Тот тоже помер недавно, от лейкоза. Теперь хочет победить болезнь. Звонит, встречается с кем-то. Даже для меня какие-то дела планирует.

– А ты тоже врач?

– Нет. Я фармацевт. Закончил наш медицинский, сейчас учусь в аспирантуре. У нас хорошие лаборатории. Папа такой, всем найдет занятие. Аконит он пьет, чагу тоже.

– Я нашла то, что хотела. Надо приехать, забрать

– Здорово! Я могу и сам заехать. Время у меня есть.

– Давай завтра. Из школы приду около двух. И буду дома.

Баба Лида вслушивалась в разговор:

– Ты же к Егорову ходила?

– Да, к деду Егору.

– Он и есть Егор Тимофеевич Егоров. Значит, своих сыскала, – бабуля улыбается с хитринкой.

– Ага. И очень этому рада.

– А знаешь, этот дед всю войну прошел разведчиком. Ордена имеет. Говорят, из всех передряг выходил всегда невредимым и слово заветное знает. Непростой дед, но лечить мало кого берет. А он тебе что сказал?

– В гости приглашал.

– Ишь, как оно поворачивается, – бабуле хотелось поговорить, но я мило улыбнулась и распрощалась.

После школы мы гуляли с Катей.

– Маша, как думаешь, я очень некрасивая?

– Ты красивая! Что за глупости говоришь, – я знаю, что ей хочется просто поддержки.

– Не знаю. Лезут такие мысли.